Однажлы Господь пришел в дом Симона (Петра), «теща же Симонова лежала в горячке; и тотчас говорят Ему о ней. Подойдя, Он поднял ее, взяв ее за руку; и горячка тотчас оставила ее, и она стала служить им. Для чего евангелист Марк сообщает нам об этом? Болящих много, и многие из них обращаются к Бо­гу за помощью, на Господь медлит, а иногда даже и не ис­полняет их просьбу. Почему так бывает? Потому что цель болезни — привести человека к состоянию смирения, к осо­знанию своих грехов, чтобы он понял духовную несостоя­тельность своих стремлений. Если бы Господь видел, что человек, исцелившись, начнет служить Ему, тогда, конечно, Он послал бы исцеление, но часто так не получается. Чем человек сильнее и здоровее, тем он нахальнее и тем скорее о Боге забывает. А вот в Петровой теще Господь прозрел, что, если ее исцелить, она встанет и будет служить Ему, поэтому немедля ее исцелил, она даже не просила Его об этом, вот как интересно бывает. Господь Сам сказал, что прежде нашей просьбы знает, в чем мы имеем нужду, а мы по своему маловерию часто об этом забываем. Нам кажет­ся, что Бог нас не слышит, и мы начинаем думать, что Гос­подь не обращает внимания на нашу молитву, потому что мы такие ужасные люди. На это совсем не так. Любого че­ловека, каков бы он ни был, если он начинает молиться Бо­гу, Господь всегда слышит, а уж исполнение молитвы зави­сит от его устроения. И цель христианской жизни — при­вести человека в определенное устроение.

Святые отцы, наши предшественники, составили еже­дневные евангельские и апостольские чтения таким образом, чтобы глава из Апостола была пояснением к тому, что мы слышали из Евангелия. И из круга церковных чтений мы часто можем извлечь для себя поучение. Вот в Послании к Коринфянам, которое мы сегодня читали, апостол Павел пишет к своим духовным чадам из Коринфа: «Возлюбленные, очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая свя­тыню в страхе Божием». В апостольских посланиях иногда встречается какая-то одна фраза, которая горит как огонь. Вот две строчки — и в них, собственно, все. Оказывается, основная цель христианской жизни — это очищение. И хотя апостол говорит «очистим себя», речь, конечно, идет о том, что надо стать в глазах Божиих такими, чтобы Господь при­шел и очистил, потому что сам человек себя очистить не может. И без страха Божия, без постоянной памяти о Боге это очищение невозможно, потому что человек погружается в свою земную жизнь и ведет себя неблагоразумно. Если же он все время помнит о Боге, помнит, что Господь на него смотрит, тогда он испытывает страх — не ужас перед Богом, а боязнь оскорбить Его величие. И тогда он живет так, как будто все время находится в присутствии Бога, как подчиненный в присутствии начальства. Обычно у нас как? Начальник появился на горизонте — подчиненный хватает лопату и начинает копать, начальник отвернулся — лопату сразу бросает. Но начальник появляется время от времени, а Господь с нами всегда. И страх Божий — это есть посто­янная память о Боге. Человек, живущий в страхе Божием, всегда помнит о Боге; он никогда не расслабляется, никогда от Бога не отдыхает.

Дальше апостол Павел пишет: «Мы никого не обидели, никому не повредили, ни от кого не искали корысти. Не в осуждение говорю». Апостол сразу же оговаривает мысль, которая могла бы прийти в голову коринфянам, потому что в первом своем послании он очень жестко обличил некоторых из них. И хотя это была правда, человеку всегда неприятно, когда ему говорят правду в глаза, это мало кто может понести. Но апостол Павел, будучи их духовным наставником, имел на это право, и вот теперь он пока зывает им, что сделал эта любя, не из какой-то корысти, не потому, что его обидели, а потому, что это нужно для уврачевания души.

«Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита». Вот, оказывается, как, из апостольского послания мы узнаем, что Бог утешает смиренных. В этой фразе содер­жится много для нас поучительного. Часто нас посещают скорби, но из писаний святых отцов мы знаем, что сми­ренный вообще не скорбит. Умер ли кто, болезнь ли какая, лишился ли чего — не скорбит. Почему, душа у него, что ли, парализованная, совсем не чувствует горя, окаменела? Нет, дело вот в чем. Наша душа хотя вся и раздрызгана грехом, но Господь создал ее цельной, поэтому человек не может одновременна и сильно печалиться, и испытывать глубо­кую радость, это невозможно, одно обязательно пересилит другое. И когда человек приходит в устроение смирения, тогда в его сердце вселяется Господь Святой Дух, Утешитель, и в этой благодати Божией, которая посещает его сердце, тонут все печали и скорби.

Многие люди не понимают: ну как же так; вот моя ду­ша пойдет в рай, а мой спившийся сыночек пойдет в преисподнюю. Как же я буду там, в раю, радоваться, если он будет гореть в аду? Дело в том, что, когда человек испыты­вает райскую сладость, в этой сладости тонет все. Не пото­му, что он забыл своих близких, нет, просто в этой радости все растворяется, настолько она переполняет душу. Возь­мем соленую кашу и вольем туда два килограмма меда — в этом меду вся соль и горечь растворится, и каша все рав­но станет сладкой. И сердце смиренное Господь посещает утешением. Поэтому всегда, когда на душе скорбь или оби­да, надо знать, что причина только в одном: в том, что у нас большой недостаток смирения. Если бы мы были смирен­ны, Господь нашел бы возможность нас утешить, как нахо­дил возможность утешать апостола Павла, который болел непрестанно. Вот он перечисляет свои труды: «Когда при­шли мы в Македонию, плоть наша не имела никакого по­коя, но мы были стеснены отовсюду: отвне — нападения, внутри — страхи». То есть всякая боязнь была в сердце, он, как обычный человек, все это переживал: и иудеи напада­ли на него, и всякие скорби он постоянно имел.

И дальше Павел пишет: Тит «утешался о вас, пересказы­вая нам о вашем усердии, о вашем плаче, о вашей ревно­сти по мне, так что я еще более обрадовался. Посему, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел бы­ло; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ра­ди Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда». Апос­тол написал суровые слова, это их огорчило, и он посочув­ствовал их огорчению, как любящий отец. Ему жалко стало, что они так глубоко переживают, но все-таки в этом была и радость для него, потому что слова его принесли пользу: не как об стену горох, хоть говори, хоть нет, а они поня­ли и стали исправляться, так что это явилось к покаянию. Мы видим, что здесь тоже встречаются два чувства. Пер­вое чувство — апостол сострадает своим духовным чадам, что они опечалились. Какая мать или какой отец не стра­дают оттого, что дитя их в печали? Бывает даже, что нака­жут, но, если он плачет, тут же бросаются утешать. А вто­рое чувство — радость, что они исправляют то, в чем он их обличил. И радость от их исправления пересиливает огор­чение от того, что они плачут, потому что их исправление гораздо важнее, чем обида, которую он невольно нанес, когда их обличил.

«Печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть?» Что значат эти слова апостола? Печалиться, оказывается, мож­но по-разному. Печаль по Боге — это когда человек печа­лится о том, что он не свят, печалится, что он грешен, пе­чалится, что несовершенен, и эта печаль понуждает его исправляться: болтливого заставляет помалкивать, жад­ного — быть более щедрым, того, кто все время ноет, — прикусывать язык и со смирением переносить свою жизнь. Эта печаль от своего несовершенства понуждает человека к лучшему. А есть печаль мирская: печаль о потерянных ве­щах, о том, что человек мало зарабатывает, о том, что он чего-то не достиг, что его обидели, что его никто не любит и не жалеет. Об этом печалятся многие, вместо тога что­бы подумать: «А за что меня, такую дрянь, любить? Кто-нибудь от меня видел что-то хорошее?» Вот возьми и обла­годетельствуй пятьсот человек, и человек шесть из этих пя­тисот начнут тебя любить, из пятисот шесть благодарных обязательно найдутся. А то всю жизнь гребет человек под себя, а потом хочет, чтобы его все любили.

Мирская печаль производит смерть, потому что человек становится в оппозицию ко всему миру и даже к Самому Бо­гу. Все ему не так, все ему грустно: погода плохая, правитель­ство дрянь, самочувствие хуже некуда, народ пошел просто ужасный, муж никуда не годится, дети непослушные — ну все не то. Такая печаль называется унынием, а уныние при­водит к отчаянию, а отчаяние есть гибель души, потому что человек отчаивается в своем спасении. Но если сам человек отчаялся в спасении, Господь силком его спасти не может, это совершенно невозможно для Бога. Если бы Бог спасал насильно, Он тут же перестал бы быть Богом, а человек, так спасаемый, перестал бы быть человеком. Но Господь не может перестать быть Собой, то есть самым смиренным существом, какое только возможно. Как Он может насиль­но что-то с человеком сделать?

Человек имеет от Бога абсолютную свободу, но при этом он может быть хорошим, может быть плохим, а может быть средненьким: ни горячив, ни холодный, а так, студенек, который два часа назад вынут из холодильника, вроде бы еще не протух, но уже и есть нельзя. Большинство обычно такое положение и занимают: ни шатко ни валко. Поэтому спасение, оно, собственно, в наших руках, лишь бы мы его захотели. А для этого надо загореться — но как? Так отвле­ченно человек думает, что вообще неплохо бы спастись, но и что делать не знает, да вроде и не может ничего. С чего тут начинать? Вот перед нами потухший костер, что сделать, чтобы он загорелся? Надо найти в этом костре хотя бы маленький уголек и потихонечху на него дуть и подкладывать соломку, чтобы дымок пошел, и так потихонечху раздувать пламешко, а дальше уже сухие ветхи подкладывать, а там, глядишь, уже и бревна. Когда бревна загорятся, тут уж огонь будет гореть долго.

Так же и с нашей душой: пока мы живы, пока нажки могут донести нас до храма Божия, значит, что-то у нас внутри еще тлеет, и эта тление надо стараться раздувать, все время стараться молиться, чаще в храм ходить, людям, нас окружающим, оказывать всяческую любовь — не ради них самих, а ради Христа, потому что это угодно Богу. Тогда постепенно сердце наше начнет возгреваться, оно войдет во вкус этой прекрасной жизни, когда человек, забывая о себе, трудится для Бога и постоянно ищет этого совер­шенства. Пусть даже не получается, то одна не получится, то другое, в этом нет ничего страшного. Само стремление к тому, чтобы свою жизнь улучшить, даст человеку такую возможность. И тогда даже при полной усталости, и тяжкой болезни, и непонимании от людей он будет жить верою, и Сам Господь, видя такого труженика, пусть неловкого и ошибающегося, будет к нему приходить и через него действовать. Так и произойдет спасение, потому что оно заключается в том, что в сердце человека приходит Бог, и человек, будучи еще грешным, начинает уже творить дела Божии, то есть исполнять заповеди.

Но так просто взять и исполнить заповедь Божию не­возможно. Господь говорит: «Люби ближнего, как самого себя», — а этого нет. Раз нет, значит, человек пребывает в погибели. Это чужой мальчик, а эта мой сыночек — для меня это разница, то есть себя я люблю больше, пото­му что различаю свое и чужое. Поэтому вот сколько все­го нам нужно в себе преодолеть! А преодолеть можно только благодатью Божией, но благодать сама в сердце не придет, для этого надо постоянно сердце возгревать. И если мы будем возгревать его, как Мария, и не отвлекаться на суету, как Марфа, тогда этого и достигнем. Помоги нам, Господи. Аминь.

8 сентября 1994 г.