Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Вопрошающий Спасителя законник, современными словами — юрист, юрисконсульт, искушает, то есть пробует, проверяет Христа на знание, а точнее, на соответствие закону. На первый взгляд кажется, будто делает он это, только лишь желая «уловить в словах» (Мф. 22, 15) своего Собеседника, доказать себе и остальным собравшимся фарисеям Его юридическую некомпетентность и несоответствие званию Учителя, ведь именно с этого обращения законник и начинает свой «искушающий» вопрос. И, конечно, юрист берётся состязаться «на своем поле» — он спрашивает о законе, о том, что в нем главное. «Какая наибольшая заповедь в законе?» (Мф. 22, 36).

И вот, Сердцеведец приводит в ответ слова из ежедневно читавшихся евреями текстов (Шема, или «Шма Исраэл»), то есть слова, наверняка хорошо знакомые образованному книжнику. Однако, Христос выбирает из относительно пространного текста совсем небольшое количество заповедей и сопровождает их удивительным пояснением — «на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22, 40). В греческом тексте употреблен глагол (крЕматаи), означающий скорее не столько «утверждается», сколько «висит», «подвешен». В славянском так буквально и говорится — «вИсит». Закон и пророки не утверждаются, а зависят от двух главных заповедей, являются выводом из них. Если бы не было этих заповедей, то не существовало бы ни закона, ни пророков.

Что это — предельное упрощение а, быть может, и вовсе отрицание нескольких сотен установлений иудейского закона, или, напротив, раскрытие той изначальной цели, для которой закон — лишь набор дорожных знаков, помогающих не заплутать на пути к ней?

В обеих приводимых Спасителем заповедях речь идет о жертвенной любви («возлюби» — агапЭсеис). Не о любви-привязанности или душевном расположении. Заповеди предписывают отдать себя Богу и ближнему. Ничего больше. Ни многочисленных мелких деталей, ни пояснений. Полная противоположность привычному закону, который, уж конечно, «должен» содержать подробные инструкции и установления. Тут же — полная свобода истолкования и применения в каждой конкретной жизненной ситуации.

Но одновременно — и категоричность требования. Если, уплатив десятину или иным образом «сделав дело», можно, казалось бы, «гулять смело», жить для себя, переключиться на удовлетворение потребностей своего в кавычках «истинного Я», то в заповедях Спасителя требуется «возлюбить Господа Бога … всем сердцем … и всею душею … и всем разумением» (Мф. 22, 37), то есть всем своим существом, без остатка и «личного времени». Возлюбить так, чтобы отдать Тому, кого любишь всю свою волю, всю душу, всё разумение.

И вот эта необходимость пожертвовать разумением, разумом, тем, что человек, я сам, — «мерило всех вещей», пожалуй, и есть настоящий ответ на вопрос законника. И ответ меняет, а точнее — восстанавливает иерархию, что в переводе на русский значит «священно-старшинство», ценностей. Не человеческий поврежденный грехопадением разум, рождающий все более детализированные правила или все более точную научную картину мироздания, выведет человека из смертности, отчуждения и потери Смысла. Из «тьмы и сени смертной» (Иов.10, 21) выводит Любовь. И поэтому, хотя указатели и знаки закона и нужны в дороге, но не они являются целью движения и важно не подменить ими Путь.

Таким образом, возможно, законник спрашивает Христа и о том, подчиняется ли Спаситель закону как своду формальных предписаний или, может быть, Сам волен их устанавливать, Христос же открывает в ответ закон любви, ведущий человека ко Встрече с самим собой, ближним и Богом, но Богом не мертвых букв, а живых личных отношений.

Богом, который Сам «есть Любовь» (1 Ин. 4, 8).

Аминь.

Сказано 05.09.2010 г. в храме Священномученика Владимира Киевского в Королёве