Каждый раз, когда мы собираемся исповедовать Господу свои грехи, совершенные нами в жизни, это бывает судом нашей совести. Не всегда бывает в жизни такое чувство и такая воз­можность встать перед Богом и увидеть себя изнутри. Поэтому время, которое мы называем говением, — это время, когда каж­дый из нас должен войти в глубину своей души и сосредоточен­но взглянуть на себя, увидеть себя изнутри, какими мы, каким я лично стою и перед своей совестью, и перед Богом. Конечно, не каждый из нас бывает в состоянии вот так увидеть себя сразу, а увидев себя, почувствовать присутствие Божие и бездну своих грехов и испытать то переживание и те чувства, какие нам даны в примерах Священного Писания.

Вы помните святого пророка Исаию и тот момент, когда открылось для него Божественное видение? Он увидел Господа Саваофа с сонмами ангелов. Это откровение, видение Бога, обнажило его человеческую сущность в том обычном для каждого человека состоянии ограниченности, несовершенства духовно­го, греховности личной, в каком мы бываем, и он вострепетал. Пророк Исаия вострепетал и мог только воскликнуть в своей душе, что то, что открылось ему во время Божественного виде­ния, а именно то, что в нем самом пребывает как в человеке, в его мире человеческом, в его сущности, в его личности, никоим образом нельзя соединить с тем миром, который открылся ему. Он только мог сказать: «Я человек грешный, и я могу быть попаленным от того, что я вижу, что видят очи мои; я не могу произ­нести ни одного слова, чтобы выразить то чувство, которое пре­бывает во мне в этот момент». Я не передаю библейский текст, я проста передаю смысл того, что может переживать человек, когда открывается ему Бог, — в его душе таинственно или в ви­дении. И пророк Исаия увидел, как ангел, херувим от Господа, взял горящий уголь с Божественного небесного жертвенника клещами и коснулся его языка и очистил его этим Божествен­ным пламенем, прикосновение которого он почувствовал. Это было Божественное очищение, это было призвание его, это было свидетельство той Божественной очищающей силы, кото­рая действует на каждого человека, когда человек с верой обра­щается к Богу.

Этот пример — очень яркое свидетельство для каждого из нас, когда мы во время говений приходим в храм и остаемся в нем на какое-то время. Это время не должно быть потерян­ным. Обремененные житейскими заботами, постоянно жи­вущие в мире и занимающиеся своими делами, мы не можем найти момент, чтобы углубленно взглянуть на свою совесть, на свою жизнь и одновременно почувствовать, что мы предстоим перед Богом. А ведь жизнь человеческая, как бы мы ни подхо­дили к ней и какие бы взгляды у каждого из нас на нее ни были, это только какой-то миг вечности, который проходит, исчезает. И рано или поздно, явившись в этот мир, пережив этот миг вечности, мы лицом к лицу становимся перед переходом в тот мир, в котором начинается наша подлинная вечная жизнь — жизнь с Богом по призванию, жизнь в Царстве Божием по предназна­чению, ради которого Бог сотворил этот мир.

И вот, мы начинаем понимать, чувствовать и переживать в своей душе, стоя перед судом Божиим и перед судом своей со­вести, сколько бесцельного, зачастую бессмысленного соверше­но нами за период прожитых десятков лет. Если собрать воеди­но все то, что человек сделал доброго в жизни, и если вспомнить все то, что сделано каждым из нас злого, нечистого, вредного и для себя, и для других, то здесь часто уже сама совесть нам мо­жет четко подсказать, что в конце концов перетягивает в нашей жизни и в нашей совести: добро или зло. Это то, что даже мы уже в нашем человеческом сознании можем как-то оценить в себе и понять. А ведь перед судом Божиим предстанут не только дела, но и наши мысли, и чувства, и пожелания, и намерения. Это ведь тоже действия, которые, пусть и не реализованные, но как идея, намерения уже зародившиеся. Их можно носить в себе, можно ими жить и даже услаждать себя ими, не проявляя их в физической форме, но это тоже та духовная зараза, которая как-то внутренне калечит душу каждого из нас.

И поэтому здесь остается только почувствовать, только пережить в глубине своего сердца, насколько мы сами оказываем­ся беспомощными, если благодать Божия не очистит нас, по­добно видению, которое предстало перед пророком Исаией, — каким-то Божественным углем, посланным херувимом в душу нашу. Если этот уголь не попалит терния, то бессильна вся наша человеческая борьба. Вот поэтому никогда нельзя забывать, что без благодати Божией, без помощи Божией, как бы мы ни ста­рались или ни пытались исправить свою жизнь и встать на путь служения Богу, без помощи Божией этого сделать невозможно. Невозможно еще и по той причине, что наш мир, все люди, вся тварь ведут противоборство с другой силой, а сила эта страш­ная, и действует она на каждого человека. Это враг человеческо­го рода, диавол.

В самом начале творения мира, когда человек был сотворен чистым и безгрешным, то есть свободным от греха, ему дана была полная свобода как дар Божий — проявить себя свободно в отношении к Богу и к добру и в отношении к познанию зла. Перед ним было древо райское, древо познания добра и зла. Искушение диавольской силой соблазнило человека, и он от­пал от Бога. Та же самая сила действует на каждого из нас и до сего дня и будет действовать до скончания мира, пока не придет Господь и пока не совершится суд Божий над диаволом и над всем злом; совершенным им. Поэтому мы и должны чув­ствовать, что мы со всех сторон в жизни окружены соблазнами, которые злая сила употребляет для того, чтобы каждого из нас каким-то образом искусить, погубить, увести с пути, на кото­ром мы должны стоять и по которому должны идти, — пути, на который мы поставлены Богом, Церковью и по которому сле­дует идти в своей жизни.

В эти моменты, во время говения, когда мы сосредоточи­ваем свое внимание, чувства и мысли на своей душе, на своей совести, когда заглядываем в свою жизнь, пусть каждый из нас представит себе, что жизнь уже окончена, что все то, что дал нам Бог, прошло, и настал конец, и что мы должны перей­ти через грань этой жизни в вечность. Это момент, который каждый из нас даже боится себе представить, поскольку все мы чувствуем, что мы не готовы сейчас, в этот момент, перей­ти в вечную жизнь, что мы живем земной жизнью, мы привя­заны к ней настолько сильно, что не разорвали еще в себе ни одной страсти, ни одного греха, ни одного своего человеческого увлечения, чтобы быть свободными духовно от того, что нас здесь привязывает, соблазняет и пленяет. Это понятный страх человека, не готового перейти туда… Мы чувствуем, что мы не готовы, но все же мы должны себя поставить перед этим фактом. Преподобный Иоанн Дамаскин в вечерних молитвах, каждый вечер напоминает каждому из нас об этом: «Неужели мне одр сей гроб будет или еще окаянную мою душу просвети­ши днем? Се ми гроб предлежит, се ми смерть предстоит. Суда Твоего, Господи, боюся и муки безконечныя, злое же творя не престаю». Это слова молитвы преподобного Иоанна Дамаскина, которые читаются перед тем, как нам закрыть свои глаза, когда мы ложимся спать ночью. Так вот, это же не просто сло­ва, которые мы повторяем, не вникая. Это состояние челове­ческой души, это переживания святого человека, который жил перед лицом вечности, который думал о вечности и который знал, что если не сегодня, то завтра, если не завтра, то послезавтра, а, может быть, еще через какое-то время, может быть через годы, но рано или поздно наступит момент, когда закончится путь его земной жизни. И вот тогда уже лицом к лицу он окажется перед вечностью, но тогда уже ему не будет послан, как пророку Исаии, небесный херувим с клещами и огненным углем очистить его благодатью Божией. Это в земной жизни мы должны искать подобного способа Божественной помощи для очищении себя, а в той жизни мы уже предстаем как перешедшие в мир иной с тем, что мы туда несем.

А что мы туда несем? Вся, может быть, трагедия челове­ческой жизни, и особенно верующего человека, заключается в том, как мы относимся к тому, что Христос пришел в мир, пришел обетованный Мессия. Что мы чувствуем, что мы по­нимаем? Христос совершил то дело спасения и искупления че­ловека, которое предсказывали все ветхозаветные пророки и к которому подготавливала вся история человеческого рода. Он принес Свое Божественное слово, Свою Божественную любовь. И этой любовью он искупил Свое создание, заплатив за челове­ческую вину Своей Кровью. Но чем Христос является для каж­дого из нас? Вот в чем суть вопроса. Мы знаем Христа по имени, мы узнаем о Его жизни, читая Евангелие: узнаем, как родился Христос, как Он жил, как Он был осужден, пострадал, воскрес и вознесся на небо. И вот все наше знание об этом остается, мо­жет быть, только в нашем уме, только в нашем представлении, но не в том глубинном переживании души, которое должно быть как жизнь во Христе.

Есть даже такие понятия — «жизнь со Христом» и «жизнь во Христе». Так вот, «жизнь со Христом» — это вообще жизнь христианская, жизнь людей, которые приняли христианство, христианскую веру и которые верят в Иисуса Христа как Бога. Но жизнью своей они еще не вошли в ту духовную плоть Христа, которую Он воспринял как человек. История человеческая, по выражению отца Сергия Булгакова, есть как бы продолжение Боговоплощения, то есть каждый рождающийся человек вновь и вновь — через церковное крещение, через все таинства Церк­ви — как бы входит в плоть Христову, становясь Телом Христо­вым. Это в идеале так должно быть по идее, по сути.

И в тоже время мы чувствуем, как мы далеки от этого, как лично я далек от этого. Я читаю Евангелие время от времени; я многое даже наизусть знаю, но когда я смотрю на свою жизнь, на свои дела, то я чувствую, что я люблю жизнь со всеми ее со­блазнами и красотами земными больше, чем Христа. Я люблю самого себя больше, чем Христа. Мне миле, то, к чему я привя­зан, что мне нравится. Нет, я не отрицаю Христа, я знаю, кто Он, но принять на себя иго, о котором Он говорит как о благом иге Своем: «Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11, 29), — я не могу. Не могу потому, что я как человек просто в плену тех чувств, тех желаний, которые обуревают меня. Они во мне, они вокруг меня. И в этой борьбе внутренней я не могу встать и сказать: «Господи, я вот с этого момента отхожу от всего этого. Я буду только с Тобой». И, пере­живая в себе это, я понимаю, что стоять просто, оставаться про­сто так нельзя, нужно как-то действовать, а собственных сил моих не хватает.

И так наша человеческая жизнь, жизнь рядом со Христом, но не во Христе, продолжается. Продолжается годы. В какие-то моменты бывают духовные встряски — уже, может быть, не по нашей заслуге и не по стремлению к подвигам каким-то, а по милости Божией. Господь в какие-то моменты уже Сам про­буждает каждого из нас, встряхнув нас в жизни так, что мы не­вольно встаем перед этим фактом, перед действием неведомой для нас Божественной силы, которая хочет нас образумить, ко­торая хочет нас заставить немножко подумать, если только мы не отпали совершенно от Бога. Ведь человек может и отпасть от Бога. Вы же знаете, что есть грехи к смерти, то есть когда уже человек духовно умирает, в нем атрофируются все духовные чувства, способности, отнимается благодать Божия. И здесь мы стоим перед фактом того, что если Господь Сам такого человека не спасет, то уже никакие человеческие старания его спасти не могут. Потому что в этом случае действует свободная воля самого человека, который противится Богу внутри себя. И, чувствуя и зная Бога Христа, он не подходит к Нему, он не идет к Нему, он упорно идет своим собственным путем. И вот это упорство, конечно, не ведет человека в Царство Божие, а уводит его все дальше и дальше от Бога. И в какой-то момент уже прекращается или прерывается действие той благодати Божией, которая еще удерживала его. Поэтому только милость Божия может повернуть душу такого человека и спасти, но не человеческие усилия.

«Жизнь со Христом» — это жизнь христиан, которые знают Христа. Но, как в притчах Христовых сказано, соблазны мира сего вокруг нас, и они не дают возможности ростку Царства Божия в нашей душе раскрыться, развиться, прорасти в полноту своей меры и принести тот духовный плод, который потенци­альна мог бы человек произрастить, если бы не обуревали его сорняки мира, насаженные диаволом на поле, на котором Бог посеял добрую пшеницу. Я имею в виду жизнь каждого из нас; каждый лично должен в свою душу заглядывать. Я говорю лич­но о себе, и каждый должен чувствовать и говорить тоже о себе, то есть думать о себе и мыслить о себе. Перед Богом мы не долж­ны скрывать ничего, и в этом отношении наша исповедь перед Богом есть открытие тех язв своей души, своей человеческой природы, которые еще не уврачеваны, которые еще не исцеле­ны благодатью Божией. И тут остается только чувство нашего желания как-то приблизиться к благодати Божией…

Но есть и иная жизнь — «жизнь во Христе». «Жизнь во Хрис­те» — это не просто жизнь со Христом рядом. «Жизнь во Христе» — это уже воплощение в своей жизни того человеческого идеала, который Христос нам указал. Это взятие на себя того креста жизни, который Господь дал каждому из нас. Это стрем­ление приблизиться ко Христу своей душой, воспринять в свою душу то, что Он дает как основу человеческой жизни, человече­ских отношений людей между собой. А ведь это нелегко бывает сделать, нелегко к этому прийти, на это путь, который открыт для каждого из нас, открыт свободой нашей. Говори о свобо­де, мы говорим о том Божественном даре, который Господь дал каждому из нас, но который мы используем, который я исполь­зую больше во зло, во вред для своей души, чем на добро, чем на стремление к Богу.

Путь святых людей — это путь людей, которые примером своей жизни показали, что такое «жизнь во Христе». Они нам говорят о том, как нелегко бывает для человека начать земную жизнь во Христе, как нелегко приобщиться ко Христу.

Если мы читаем Евангелие, то как мы его читаем? Мы мо­жем просто читать Евангелие, и что-то нам будет нравиться, что-то нас будет обличать, но сколько бы мы глазами и мыслями ни проходили эти страницы священного текста Еванге­лия, слов Христовых, мы все равно становимся пред невиди­мым, незримым образом Христа Спасителя, пришедшего в мир. Он в Евангелиях нам не дан в каких-то описательных формах облика или еще чего-то внешнего. Евангелие дает нам Его уче­ние — то Божественное слово, которое говорит не о внешнем и не о внешности, а о созидании внутреннего.   И вот это созидание внутреннего, этот закон жизни евангельской, если он близок душе человеческой, если душа каким-то образом откликается из глубины на то, что мы читаем и воспринимаем, и начинает это чувствовать, а в какие-то моменты видеть что-то близкое, что-то такое, что близко моей собственной душе, что я сам могу переживать, то это уже начало приобщения ко Христу. С это­го мы в своей душе можем пускать какой-то первый росточек. Маленький пусть, незначительный, но первый росточек этой духовной жизни, этой связи со Христом, живой связи не только через понимание нашего ума, а через понимание внутреннего нашего сердечного религиозного чувства.

Когда мы читаем о чудесах Христовых, о Его отношении к людям, то это все не может пройти мимо нашего внутреннего чувства, нашей психической жизни, той психологии каждого из нас, которая отражает и нашу человеческую жизнь, и наши человеческие чувства. Те моменты, когда мы, читая Евангелие, вдруг мыслью останавливаемся на каком-то слове, на каком-то переживании, которое, кажется, и у нас когда-то было, когда и у нас произошло нечто похожее на то, о чем Христос говорит, так вот, эти моменты должны быть особенна для каждого из нас как-то зафиксированы в нашем внутреннем чувстве отношения ко Христу. Это значит, что Христос выражает то, что и во мне есть. Христос говорит о том, чем и я могу быть близок к Нему, к Богу. Вот с этого и начинается наше приобщение ко Христу.

И если этот маленький росточек начнет постепенно расти, если мы начнем заботиться и оберегать его от терний, которые заглушают рост пшеницы, по словам из притчи, от тех пле­вел, которые насадил враг на поле хозяина, посеявшего доброе семя, и если мы начнем все же бороться с этими плевелами и в меру наших человеческих возможностей, в меру нашего чело­веческого желания, делать все, чтобы быть ближе ко Христу, то постепенно Бог сделает то, что человек сам по себе сделать не может.

Вы помните слова Христа, когда апостол Петр после бе­седы Христа с богатым юношей спросил: «Так кто же может спастись?» (Мф. 19, 25), если широкий путь человеческой жизни ведет человека в погибель? — «Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19, 26). Нужно раз и навсегда поставить в своем сознании этот критерий отношения человека к Богу и Бога к человеку: Для человека невозможно многое, он бессилен, но Богу все воз­можно. И не на свои силы мы надеемся, а на Бога в этой борьбе, в желании этот ростам оберегать, растить и приносить посиль­ный плод в житницу того Царства, куда каждый призван…

И, как я уже сегодня сказал, человек должен каждый раз, когда он ложится спать, вспоминать слова молитвы: «Неужели мне одр сей гроб будет?» То есть вставать перед вечностью мыс­лью своей и обращаться к Богу и Его милосердию, чтобы Гос­подь дал нам возможность пусть хоть как-то подготовленными перейти в мир иной, в вечное Царство Божие, и чтобы в момент перехода мы как-то смогли бы быть там чем-то причастными тому добру, той святости, которая там в обилии. Это сфера дей­ствия только благодати Божией, ибо человекам это невозможно, Богу же все возможна. Поэтому первая заповедь блаженства гла­сит: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5, 3). Исполнение этой заповеди есть первая ступенька перехода к иной жизни, перехода к Церкви, приобщения к Евангелию, ко Хрис­ту, ко всему тому, о чем Господь говорит. Нищие духом — это те, которые не считают себя духовно совершенными и понимают, что то, чем они обладают, это — дар Божий.

Что в нашей человеческой жизни отводит нас от Бога и ка­кой главный грех, с которого начинается отпадение человека от Бога? Это — грех человеческой гордости, которая постепенно уводит человека от Него. Эта человеческая гордость проявляет­ся часто незаметно различными способами в жизни. Вот я на­чинаю на себя смотреть. Мне что-то в себе нравится. Я начинаю даже иногда думать, что я обладаю чем-то таким, чего у друго­го человека нет. Будь это внешняя красота, будь это какая-то одаренность ума, сердца, будь это обладание другими ценны­ми качествами, талантами. И здесь очень легко поскользнуть­ся, очень легко присвоить себе то, что я имею и с чем я пришел в этот мир. Мы считаем: «Это мое, это я как личность». И вот начинается постепенное присвоение этого Божия дара, жизни, которую дал мне Бог. А ведь то, что во мне есть хорошего, — это только Божий дар, и, если Бог его отнимет, то я останусь уже ни с чем. Значит, я сам живу Божиим даром. И если это Божий дар, врученный мне, то вручение этого дара имеет свою цель. Зна­чит, в человеческой жизни этот Божий дар вручен мне с целью определенной — его надо приумножить и вернуть Богу с избыт­ком, оправдав Его любовь, Его доверие ко мне как к человеку. Если я начинаю понимать это, если я всей глубиной своей души начинаю это переживать, тогда я не даю места гордости в себе. Я не могу допустить даже мысли гордой, что я выше других: мол, вот, посмотрите, у меня это есть, а у вас этого нет, и смот­рите, чем я превосхожу вас.

Гордость тоже есть идолослужение. Значит, отсюда человек сам для себя становится постепенно и идолом — идолом, которо­му он начинает служить. То есть он заботится о себе, заботится, чтобы не потерять то, чем он приобретает что-то в мире — сла­ву человеческую, честь человеческую, почитание человеческое и все прочее. А ведь он не своими силами приобретает, а даром Божиим. Он только исполняет свое человеческое предназначе­ние, что Бог дал ему. Он должен в смиренном сознании своего человеческого несовершенства и недостоинства благодарить Бога за этот дар и бояться, чтобы не оказаться тем нерадивым рабом, который закопал свой дар в землю, но оправдать этот дар Божий.

Идолослужение часто развивается на основе внутреннего самоутверждения вне Христа, вне Бога. Ведь это очень тонкие духовные пути, в которых не всегда легко человеку разобраться. Это пути, о которых написано много христианскими подвижниками, целую жизнь свою положившими на то, чтобы раскрыть в своей душе все эти тонкие изгибы человеческого чувства в отношении к Богу, к самому себе и к окружающим людям.

Вот что бывает с человеческой душой и как она калечиться начинает, с чего начинаются духовные болезни, духовные падения, с чего начинается прелесть человеческая — духовная болезнь. Прелесть — это когда человек начинает чувствовать себя достигшим какого-то духовного совершенства. Это все последствия страшного греха гордости и постепенного отчуж­дения от Бога. Потому что человек, живущий во Христе, не мо­жет гордиться, он не может отпасть от Бога, он не может уйти в сети различных духовных распутий и оказаться во власти диавола, потому что он — во Христе. Он уже приобщился своей душой ко Христу, и он в любой момент чувствует, откуда дует ветер. Духовный человек, стремящийся к пониманию своей внутренней жизни, чувствует, что во время искушений идет действие злой силы, хотящей его гибели. Здесь, конечно, нужна уметь разбираться и уметь сразу поставить себя на место, уметь сразу одернуть себя и сказать: «Стоп, нет, это не я, это не мое». Что мое? Вот и остановиться на этих чувствах и мыслях. Моего-то ничего доброго нет. Я в мир ничего не принес и ничего не унесу Я в мир пришел без всего, и то, что мне в мире дает Бог, это Богу принадлежит, и я — только дитя Божие. Так вот быть этим чадам Божиим в мире нелегко. Мы больше чувствуем себя уже настолько зрелыми, настолько мудрыми, настолько учены­ми и превосходящими многих других окружающих нас людей, что это чувство сразу удаляет всякое смирение.

Научиться истинному смирению — это тоже нелегкая школа, это нелегкий путь, но учиться нужно. И воспринимать в свою душу это смирение нужно. Смирение — эта не смирени­ченье внешнее. Я особенно хотел бы подчеркнуть, что иногда смирение воспринимается внешне. Но смирение подлинное не проявляется вовне, в видимой форме смирениченья. Подлин­но, истинно смиренный человек в глубине своей души пред­стоит перед Богом в глубоком смирении. Вот как сегодня я вам дал пример пророка Исаии. Он чувствует Бога, он видит себя изнутри, он благоговеет перед Богам. И в этом чувстве глубоко­го благоговения перед Богом он в душе своей никогда не может проявить какой-то гордыни и встать не перед Богом, а рядом с Богом, как бы независимо от Бога. Он всегда чувствует Бога, перед которым он духом своим предстоит.

Это может не выражаться внешне, но чаще всего и внешне это будет заметно по человеку, по его поведению, по его отно­шению к людям, к жизни. Истинное смирение всегда распола­гает людей. И внешне оно проявляется тоже в каких-то челове­ческих, добрых, сердечных, сочувственных отношениях одного человека к другому. И часто смирениченье — это уже порох, но порах в церковно-религиозной форме или имеющий религиоз­ную окраску, это — фальшь, самообман или лицемерие откро­венное, то есть то, что Господь осудил в Евангелии: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры» (Лк. 11, 44). Он осудил не лично какого-то человека, Он осудил это как явление в человеческой жизни, как форму жизни, которая стала выражаться очень определенно, а именно — строгое, внешнее выполнение каких-то предписа­ний церковных без их духовного осознания и понимания глу­бинного, то есть без той духовной основы, которую эти правила выражают.

А ведь эти правила как Предания Церкви, как правила по­ведения и каноны имеют свою историю и свою определенную цель. Это не есть просто мертвая буква какого-то закона, кото­рый должен четко выполняться и без которого человек не спа­сется. Это — правила, которые имеют свою историческую по­доснову; и эти правила, если их не связывать с духом Евангелия, становятся фальшью, которая начинает проявляться в жизни человеческой как внешнее смирениченье, внешнее выполне­ние закона, правил, но без того переживания, которое эти пра­вила отражают, и той жизни, ради которой они составлены.

Возьмите, скажем, пост. Я просто такой понятный для всех пример привожу Пост — это время духовного бодрствования. Воздержание от пищи — только один из способов как-то духов­но нас возвысить к тому восприятию этого святого времени, которое в душе нашей, и в нашей жизни, и в нашем отношении к Богу должно переживаться нами. Но если мы ограничим наш пост только соблюдением внешних правил, то есть, вкушая только постную пищу и выполняя все предписания постных дней, не будем иметь в душе нашей того духовного состояния и чувства, ради которого этот пост и дан человеку, ради которо­го это мера или условие приближения к Богу создано, предло­жена Церковью, то тогда какой смысл такого поста? Тогда и по­лучается эта фальшивость и эта ложь.

Пост есть пост, и поститься нужно. Пост определен прави­лами Церкви. Но он не может быть в отрыве от того главного, чему он только служит подспорьем, костылями, которые могут поддерживать человека. Так вот, пост — это время пробуждения человеческой совести, нашей духовной жизни, нашего отрез­вления. Значит, какой-то период времени полезно поститься. Но это внешняя мера, как говорят, для тела человеческого. Им мы освобождаем тело от избытка пищи, делаем его более спо­собным к восприятию духовных чувств, и через это мы долж­ны дальше идти в молитве и в духовном делании, которое не­обходимо как духовный пост, как высшая мера выражения того, к чему физический пост только маленькой первой ступенькой служит. И если нет того самого главного, чем достигается та вершина, тогда пост наш не оправдывает себя.

Поэтому всегда нужно иметь главную духовную цель. «Постящеся, братие, телесне, постимся и духовне; разрешим всякий союз неправды» (Стихира среды первой седмицы Великого поста). Вот с чего начи­нается истинный пост. Не просто четко соблюдать среду, пят­ницу, четка соблюдать все посты. А прекратить всякий союз не­правды. И когда мы прекратим всякий союз неправды, это уже будет началом духовной жизни. И вот здесь то, о чем я сегодня вам уже говорил, те сложности, те трудности, через которые проходит каждый человек, проходит каждый из нас. Насколь­ко мы готовы к духовным переменам? Насколько мы способны понести связанные с этим трудности? Насколько духовно и нравственно мы уже имеем для себя возможность начать что-то такое, что может рассматриваться как какой-то маленький подвиг нашего поста?

Этот-то подвиг и должен быть началом, приближающим нас к Богу. Это начало, пробуждение в нашей душе живого чувства отношения к Богу, отношения к своей совести, к самому себе. И вот в этом чувстве, чувстве пробуждения и начала его, жизни в нем хотя бы какой-то частью души и должна заключаться цель поста. Если мы не можем пост полностью, скажем, внешне для себя выполнять, то все равно нужно помнить о самой главной цели поста, а внешний пост выполнять по мере нашей возмож­ности, по мере нашего здоровья, если оно позволяет.

Самое главное, нужно обратить свое внимание на внутреннии пост: как ограничить свое зрение, свой язык, свои уши, как исключить слышание всего того, что нас выводит из благодат­ного состояния, что нас вводит в обычную среду человеческой греховной жизни с ее страстями, со всем ее шумом и гамом. Если мы можем находить даже какие-то моменты, какие-то минуты для такой сосредоточенности духовной в самих себе, чтобы раскрыться перед Богом, — это уже цель духовного поста, ради которой и существует пост внешний.

Ведь внешний пост — это не только внешнее воздержание от пищи. Много и другого должно быть внешне отсечено от нас, необходимо воздержание наших чувств главным образом. Вот мы их и должны как-то связать хотя бы на это время и отдаться всей своей душой, всеми своими чувствами Богу. Вот то, к чему нас призывает говение, которое мы сегодня проводим, и то вре­мя Рождественского поста, о котором мы говорим.

По нашей традиции, у нас положено сейчас еще время на размышление, а потом будет совместная трапеза. В течение нескольких минут посидите и поразмыслите над тем, о чем я сегод­ня вам по милости Божией смог сказать. Я думал, что я сегодня и не смогу к вам прийти. У меня нога заболела. Я поскользнулся на железной лестнице и очень сильно ушиб ногу. Она у меня распухла и заболела, поэтому я к врачу даже ходил и лежал в эти дни. Но по милости Божией владыка Антоний (Блум – ред.) мне сказал: «Ты должен прийти и провести говение», — поэтому я встал и при­шел. Слава Богу! Спасибо вам, и простите меня.